В истории дореволюционной России это был, возможно, самый крупный скандал, связанный с хищениями, если не принимать в расчёт воровство во время военных кампаний вроде Крымской или русско-японской войны. А начиналось всё так благостно…
Ещё 25 декабря 1812 года в Вильне император Александр I издал манифест, в котором говорилось: «В сохранение вечной памяти того беспримерного усердия, в верности и любви к Вере и Отечеству, какими в сии трудные времена превознёс себя народ Российский, и в ознаменование благодарности Нашей к Промыслу Божию, спасшему Россию от грозившей ей гибели, вознамерились мы в первопрестольном граде Нашем Москве создать церковь во имя Спасителя Христа… Да простоит сей Храм многие века и да курится в нём пред святым престолом Божиим кадило благодарности до позднейших родов, вместе с любовью и подражанием к делам их предков».
Дело было важное, и к нему отнеслись со всей серьёзностью. В следующем году был объявлен конкурс проектов, в котором приняли участие такие маститые архитекторы, как Кваренги, Воронихин и Стасов. Но победил в этом конкурсе проект мало кому известного Карла Магнума Витберга, которому было в ту пору всего 28 лет. Казалось бы, странный выбор: Витберг не был ни архитектором, ни даже православным: он был художником, к тому же лютеранином. Но вот что сказал Витбергу при аудиенции Александр I : “Я чрезвычайно доволен вашим проектом. Вы отгадали мое желание, удовлетворили моей мысли об этом храме. Я желал, чтобы он был не одна куча камней, как обыкновенные здания, но был одушевлён какой-либо религиозной идеей, но я не ожидал получить какое-либо удовлетворение, не ждал, что бы кто- то был одушевлен ею и потому скрывал свое желание. И вот я рассматривал до 20 проектов, в числе которых есть весьма хорошие, но все вещи самые обыкновенные, Вы же заставили камни говорить”.
«Главнейшие мысли» Витберга о храме сводятся к трём основным положениям: «1-е, чтобы он колоссальностью соответствовал величию России; 2-е, чтобы свободно от рабского подражания имел в характере нечто самобытное, стиль строгой оригинальной архитектуры; 3-е, чтобы все части храма составляли не произвольные только формы архитектурной потребности, не мертвую массу камней, но выражали бы духовную идею живого храма — человека по телу, душе и духу — следуя изречению Христову: «не ведаете бо, что храм Божий есте и дух Святый в вас обитает». Витберг предложил соорудить храм между Смоленской и Калужской дорогами, на Воробьёвых горах, которые Александр I поэтично назвал «короною Москвы». Вот несколько доводов, придавших вес предложению построить храм на Воробьевых горах: это и желание Императора соорудить храм за городом, поскольку в Москве «нет достаточно места, потребного для изящного здания», это и ссылки на примеры расположенного за городом собора св. Петра в Риме и удалённого собора св. Павла в Лондоне, это и удачное географическое расположение (расстилающееся у подножия Воробьёвых гор Девичье поле позволило бы видеть храм издалека целиком), и последний довод — исторический — Воробьёвы горы расположены между путями неприятеля, вошедшего в Москву по Смоленской дороге и отступившего по Калужской.
По мысли Витберга храм должен был стать тройственным, т.е. «храм тела, храм души и храм духа, — но так как человек, пребывая тройственным, составляет одно, так и храм при всей тройственности, должен быть един». Идея тройственного храма становится центральной в проекте Витберга. Он работает, стремясь, «чтобы все наружные формы храма были отпечатком внутренней идеи». Идея троичности выражает основополагающее понятие христианства.
Вторая основополагающая идея, которую стремится выразить в структуре и облике храма Витберг — это взаимосвязь троичности Бога и человека. Согласно канонам православия человек трёхсоставен и состоит из тела, души и духа. Тело человека создано Богом «из праха земного» (Быт. 2, 7) и потому оно принадлежит земле: «земля еси и в землю отыдеши» (Быт. 3. 19). Душа дана Богом как оживотворяющее начало. Господь Бог «вдунул в лицо его дыхание жизни и стал человек душою живою» … (Быт. 2, 7). Над телом и душой стоит высшее, а именно — дух. «Дух, — говорит епископ Феофан, — «как сила от Бога изшедшая, ведает Бога, ищет Бога и в нём одном находит покой». Тройственной природе человека соответствуют, подчеркивает Витберг, и три момента жизни Христа — Рождество, Преображение и Воскресение.
Витберг проектирует храм Христа Спасителя трёхчастным и по вертикали. Друг над другом расположены:
— подземный храм во имя Рождества Христова, имеющий в плане параллелепипед, напоминающий гроб (здесь должны были непрерывно совершаться панихиды);
— крестообразный наземный — во имя Преображения Господня, символизирующий смешение света и тьмы в душе человека, а также сочетание добра и зла в человеческой жизни. Средний храм предполагалось украсить множеством статуй;
— круглый верхний — во имя Воскресения Христова. Высокий берег Воробьевых гор трактуется архитектором как естественное подножие грандиозного сооружения. Подземный храм предполагалось соорудить в толще берегового склона, оформив проходы в виде торжественных, обрамленных колоннадами лестниц. Но Храм Христа Спасителя сооружался в память о войне 1812 года, в результате чего возникло еще одно сравнение — подвига павших за Отечество русских воинов с искупительной жертвой Христа. «К нижнему телесному храму», — пишет Витберг, — «почёл я приличным примкнуть воспоминание о жертвах 1812 года, кои положили живот свой за Отечество, то есть богатую катакомбу, которая бы передала потомству память всех убиенных за Отечество воинов».
О масштабах предполагаемого храма дают представления следующие размеры: высота всего строения, которое должно было стать самым высоким в мире, 237 м от подошвы горы до креста. Лестница шириной более 106 м, начинающаяся в 149 м от набережной Москвы-реки, состоит из пяти террас-уступов. Высота наземной части храма 170 м, диаметр главного купола более 50 м. Площадку перед нижним храмом должны были фланкировать колоннады, каждая длиной до 640 м. По их сторонам предусматривалось строительство двух триумфальных колонн высотой в 106 м. Материалом для одной из колонн должны были стать пушки, отбитые у неприятеля на территории России, для другой — за рубежом.
Церемония закладки — исключительно красивая и торжественная — состоялась 12 октября 1817 года, через пять лет после выступления французов из Москвы, и сопровождалась небывалым духовным подъемом.
«Г-нъ Академикъ Александръ Лавретьевичъ Витбергъ, сочинитель плана и фасада храма сего поднес Государю Императору вызолоченную мѣдную крестообразную доску, с приличною надписью, которую Его Императорское Величество изволилъ положить в углубленiе камня; за симъ Г-нъ Архитекторъ подалъ на двухъ приуготовленныхъ для сего серебрянныхъ, вызолоченныхъ блюдахъ – мраморный камень, серебряной вызолоченный молотокъ, таковую же лопатку и растворенную известь. Послѣ положенiя перваго камня, поданы были на серебрянныхъ же блюдах камни, приличный серебряный инструментъ и известь всей Царской фамилiи и присутствовавшему при семъ торжествѣ Прусскому Принцу Вильгельму».
Но почему Карл Магнум вдруг превратился в Александра Лаврентьевича? По настоянию царя архитектор принял православие и был крещён как Александр.
Но тут волшебная сказка заканчивается, а начинается суровая действительность. На земляных работах и поставках камня для строительства храма были разворованы ни много ни мало 300 000 рублей (по-видимому, ассигнационных, что составляет всё же 75 000 серебром). Витберг доложил об этом императору, Александр велит Аракчееву разобраться, но тот заболевает, сам Александр вскоре умирает, и Аракчеев, а вслед за ним и Витберг попадают в опалу.
Новый император, Николай I, фигура почти столь же противоречивая, сколь и его покойный папенька, Павел I. Сам царь был честен, близкие называли его «Честный Ник», но воровство при нём приняло просто чудовищные размеры. Честный Ник не стал искать виноватых, обвинил во всём архитектора, был объявлен новый конкурс, и 10 апреля 1832 года Николай I утвердил новый проект Храма, составленный архитектором К.А. Тоном. Работая над проектом храма, Тон представил Николаю I на выбор три варианта размещения храма Христа Спасителя: за Воспитательным домом, где церковь Никиты Мученика на Кресте над Москвой-рекой, на Тверской улице на месте Страстного монастыря (сегодня Пушкинская площадь) и у Большого Каменного моста недалеко от Кремля, между Москвой-рекой и Волхонкой, на месте Алексеевского женского монастыря. Император лично выбрал последнее.
Ну, а что же стало с Витбергом? Его обвинили в растрате казённых сумм. Начался процесс, где подлинные виновники «проскользнули»; в дело шли подтасовки, уничтожение документов, фиктивные экспертизы.
Суд длился долго. За это время у Витберга умерла жена, затем скончался отец. В 1834 году Витберг женился на бедной девушке Евдокии Викторовне Пузыревской. На руках у зодчего было двое малолетних детей; его материальное положение оказалось крайне шатким, а здоровье расстроенным. В 1835 году все бывшие под судом лица во главе с Витбергом были признаны виновными «в злоупотреблениях и противозаконных действиях в ущерб казне». В покрытие государственного долга всё имущество осужденных было реквизировано и продано с торгов. В том же 1835 году Витберга отправляют в ссылку в Вятку с запрещением ему, лишённому средств, служить. В 1836 году он отправляется в ссылку под надзор полиции.
В Вятке Витберг сблизился с другим ссыльным, Александром Ивановичем Герценом.
«Свинцовая рука царя не только задушила гениальное произведение в колыбели, не только уничтожила самоё творчество художника, запутав его в судебные проделки и следственные полицейские уловки, но она попыталась с последним куском хлеба вырвать у него честное имя, выдать его завзяточника, казнокрада.
Разорив, опозорив А. Л. Витберга, Николай его сослал в Вятку. Там мы встретились с ним. Два года с половиной я прожил с великим художником и видел, как под бременем гонений и несчастий разлагался этот сильный человек, павший жертвою приказно-казарменного самовластия, тупо меряющего всё на свете рекрутской меркой и канцелярской линейкой. Нельзя оказать, чтоб он легко сдался, он отчаянно боролся целых десять лет, он приехал в ссылку еще в надежде одолеть врагов, оправдаться, он приехал, словом, еще готовый на борьбу, с планами и предположениями. Но тут он разглядел, что все кончено. Может быть, он сладил бы и с этим открытием, но возле стояла жена, дети, а впереди представлялись годы ссылки, нужды, лишений, и Витберг седел, седел, старел, старел не по дням, а по часам. Когда я его оставил в Вятке через два года, он был десятью годами старше». (А.И. Герцен. «Былое и думы»).
И далее: «Удивительный человек, он всю жизнь работал над своим проектом. Десять лет подсудимости он занимался только им; гонимый бедностью и нуждой в ссылке, он всякий день посвящал несколько часов своему храму. Он жил в нём, он не верил, что его не будут строить: воспоминания, утешения, слава — всё было в этом портфеле артиста. Быть может, когда-нибудь другой художник, после смерти страдальца, стряхнет пыль с этих листов и с благочестием издаст этот архитектурный мартиролог, за которым прошла и изныла сильная жизнь, мгновенно освещённая ярким светом и затёртая, раздавленная потом, попавшись между царем-фельдфебелем, крепостными сенаторами и министрами-писцами. Проект был гениален, страшен, безумен — оттого-то Александр его выбрал, оттого-то его и следовало исполнить. Говорят, что гора не могла вынести
этого храма. Я не верю этому. Особенно если мы вспомним все новые средства инженеров в Америке и Англии, эти туннели в восемь минут езды, цепные мосты и проч.
Главное обвинение, падающее на Витберга со стороны даже тех, которые никогда не сомневались в его чистоте: зачем он принял место директора, — он, неопытный артист, молодой человек, ничего не смысливший в канцелярских делах? Ему следовало ограничиться ролей архитектора. Это правда. Но такие обвинения легко поддерживать, сидя у себя в комнате. Он именно потому и принял, что был молод, неопытен, артист; он принял потому, что после принятия его проекта ему казалось всё легко; он принял потому, что сам царь предлагал ему, ободрял его, поддерживал. У кого не закружилась бы голова?.. Где эти трезвые люди, умеренные, воздержные? Да если и есть, то они не делают колоссальных проектов и не заставляют «говорить каменья»! Само собою разумеется, что Витберга окружила толпа плутов, людей, принимающих Россию — за аферу, службу — за выгодную сделку, место – за счастливый случай нажиться. Не трудно было понять, что они под ногами Витберга выкопают яму. Но для того чтоб он, упавши в нее, не мог из нее выйти, для этого нужно было ещё, чтоб к воровству прибавилась зависть одних, оскорбленное честолюбие других. Товарищами Витберга в комиссии были: митрополит Филарет, московский генерал-губернатор, сенатор Кушников; все они вперед были разобижены товариществом с молокососом, да ещё притом смело говорящим своё мнение и возражающим, если не согласен. Они помогли запутать его, помогли оклеветать и хладнокровно погубили потом».
Только в 1840 году, по ходатайству Жуковского, Витбергу было позволено вернутся в Петербург. В Петербурге А.Л. Витберг жил в бедности, с большим семейством сначала в квартире сестры на Песках, потом в снятой здесь же квартире – около церкви Рождества по Таврическому саду, в доме Энгельсона. В 1844 году он выхлопотал пенсию 400 рублей, положенную ему по званию академика. В 1852 году умерла жена Витберга, и художника разбил паралич. Он умер 12 января 1855 года и похоронен на Волковом кладбище.
В 1949—1953 годах в районе Воробьёвых гор сооружён комплекс зданий Московского государственного университета.
